Стоицизм

Стоицизм - одно из направлений в эллинистической философии, развивашееся параллельно с эпикуреизмом. Оно было основано в конце IV в. до н. э. и просуществовало до VI в. н. э. Основателем этой школы стал Зенон из Китиона - полугреческой, полуфиникийской колонии на Кипре, живший примерно в 333-262 гг. до н. э. Сын купца и сам купец, он разорился вследствие кораблекрушения и поселился в Афинах. Около 300 г. до н. э. он основал школу в Расписной стое - портике, украшенном фресками. От названия группы поэтов, прежде него облюбовавших это место и прозванных «стоиками», Зенон и его ученики унаследовали имя.

Преемник Зенона Клеанф (ок. 330-232 г.) - бывший кулачный боец, малооригинальный мыслитель, довольно строго придерживавшийся мнений учителя. Он пришел в Афины, имея только 4 драхмы, сблизился с Зеноном и стал его учеником, зарабатывая на жизнь тяжким трудом поденщика.

Третьим крупнейшим представителем Древней Стои был Хрисипп из Сол (ок. 281/277-208/205 гг.). По преданию, он был сначала атлетом (бегуном). Написал 705 книг, из которых свыше 300 по логике. «Слава его в искусстве диалектики была такова, что многим казалось: если бы боги занимались диалектикой, они занимались бы ею по Хрисиппу» (Диог. Л. VII, 180), а место его в стоической школе описывалось так: «Не будь Хрисиппа, не было бы и Стои». До нас дошли фрагменты 66 его книг.

Стоицизм — это логика, физика и этика

Уже в Древней Стое сложилась система стоической философии, состоящая из трех частей: логики, физики и этики. Стоики сравнивали философию с яйцом, где желток - это этика, белок - физика, а скорлупа - логика. Сравнивали они ее также с организмом животного, в котором жилы и кости соответствуют логике, мясо - этике, а душа - физике. Зенон начинал изложение с логики, переходя затем по порядку к физике и этике, а Хрисипп от логики переходил к этике, а затем - к физике. Но как бы то ни было, все эти части философии заслуживают, согласно стоикам, внимания философа: логика скрепляет систему, тогда как физика учит о природе, а этика - как жить «согласно природе».

Ранняя, Средняя и Поздняя Стоя

Если древний стоицизм представляет собою оригинальную систему философии, то Средняя Стоя, представленная Панэцием с Родоса и Посидонием, характеризуется чертами эклектизма - в их учениях сказывается сильное влияние Аристотеля и особенно Платона. Римский стоицизм, или Поздняя Стоя, представленная учениями Сенеки, Эпиктета и Марка Аврелия, представляет в основном этическое и социальное учение. Ослабление интереса к логике, теории познания и физике сопровождается у них усилением идеализма и сближением философии с религией. Ее высший взлет приходится на I-II вв. н.э.

Философия самых разных слоёв общества

Такова внешняя история стоицизма и основные черты его системы. При общей оценке социальной природы этого течения бросается в глаза, что Древняя Стоя создается представителями деклассированного слоя эллинистического общества - разорившимся купцом, нищим поденщиком и человеком, наследственное имущество которого было отобрано в царскую казну. В Риме стоицизм представлен рабом, затем вольноотпущенником Эпиктетом, всадником, достигшим высоких должностей в Империи — Сенекой, императором Марком Аврелием. Слушатели стоиков варьируются по своему социальному положению от македонского царя до нищего и раба. Поэтому можно сказать, что стоицизм адресован самым различным слоям эллинистического общества, а для этого он должен был выражать достаточно широко распространенное умонастроение эпохи, как и свойственную ей общую установку социальной активности.

"Стоическое" отношение к судьбе

Конечно, мы можем лишь в абстракции говорить об общей установке и общем умонастроении: различны люди, различны их темпераменты и интересы, склонности и способности. Но применительно к стоицизму очевидно, что общее умонастроение, нашедшее в нем выражение, - это более или менее осознанное чувство неопределенности и ненадежности текучего и изменчивого, постоянно угрожающего человеку бытия. Ранний эллинизм во многом стоит под знаком постоянной угрозы благосостоянию, свободе, самой жизни практически любого человека - от бедняка и до царя. Реакция на это состояние со стороны эпикуреизма уже нам известна - это атараксия, безмятежность и невозмутимость, душевный покой мудреца, достигшего высшей свободы. Но это отношение элитарное, пригодное для немногих «избранных», удалившихся в эпикурейский «Сад». Стоицизм формулирует идеал гораздо более широкий, пригодный и для такого мудреца, и для человека, включенного в общественную и политическую жизнь и играющего роль, выбранную не им самим. Идеал стоика - человек, который безропотно, но мужественно и с достоинством («стоически» - это слово вошло во многие языки) повинуется неизбежности, судьбе или воле богов, памятуя, что противостоять ей бессмысленно и тщетно. Ибо судьбы ведут желающего, нежелающего, же тащат (volentem ducunt fata, nolentem trahunt).

Глубокое внутреннее противоречие пронизывает, таким образом, стоическое учение о жизни человека. Мотив всеобщей обреченности влечет к пессимизму и пассивности. Но идеал «мужественной красоты» и неподвластного обстоятельствам человеческого достоинства саму безнадежность превращает в торжество над обстоятельствами, а покорность им - во внутреннюю свободу. Решение, конечно, иллюзорное, но ему не откажешь в суровом изяществе, горделивой скромности и возвышенном трагизме. Отсюда привлекательность стоического учения. В течение пяти с лишним веков стоицизм доминировал на философской арене.

Натурфилософия стоицизма

В натурфилософии стоики тяготеют к материализму. Они восприняли представление Гераклита о том, что первоначалом мира является огонь. Однако там, где Гераклит видел живую, изменяющуюся, самодвижущуюся Природу, стоики различают два начала: пассивную материю и движущее начало - разум, Логос или бога. Нельзя не видеть здесь несомненного воздействия аристотелевского противопоставления материи и формы. Однако стоический «бог» - это не неподвижный двигатель и не бестелесная «форма форм», и тем более не личность. Он - «творческий огонь», который находится в самой материи, смешан с нею. И огонь же выступает началом и элементом всех тел, их субстанцией и субстратом. Следовательно, «бога» можно отделить от материи лишь условно.

Смешение в стоической натурфилософии физики и теологии привело к тому, что мир рассматривается как бы в двух ракурсах: физическом и теологическом. В первом генезис космоса рассматривается как сгущение и разрежение первоматерии, ведущие к формированию стихий. Воздух и огонь являются здесь связующими элементами, вода и земля - связуемыми. В результате взаимодействия стихий образуется напряжение, порождаемое теплым воздухоогнем и пронизывающее всю материю. Это напряжение - непосредственный источник отдельных вещей. Оно проявляется во всех объектах - неорганических, органических и одушевленных - как их свойство, их природа и их душа соответственно. Мировое развитие подчинено необходимости и строго детерминировано. Ничто в мире не происходит без причины, а потому все необходимо. Стоики гораздо последовательнее эпикурейцев проводят детерминизм, доводя его до фатализма. Мир, имея начало во времени, имеет и конец. Точнее - развитие мира периодично: исчерпав возможности своего развития, мир погибает в мировом пожаре, превращаясь в огонь.

Натурфилософия и теология

А вот как представлена та же картина в теологии. Творя мир, божество превращает часть своей субстанции, божественного воздухоогня, в воздух и воду. В этих стихиях оно пребывает в виде Логоса, в результате чего часть воды превращается в землю, другая остается водой, третья становится воздухом. Разреженный и воспламенившийся воздух становится огнем - уже не в качестве первоначала, а как элемент. Таково возникновение «мирового тела». В этом «теле» божество сохраняется в том же качестве пневмы или творческого огня - оно и есть душа, дух и разум, а одновременно и судьба (рок и провидение). Как в человеческом теле душа занимает особое место, точно так же особое место в мире занимает мировая душа. Божество же (Зевс) пребывает в центре мира и оттуда распространяется по всему миру. Отличие мировой души от мирового тела не постоянно. Возникнув во времени; их противоположность со временем устраняется. Зевс приемлет в себя мир, поглощает его и растворяет в себе - таково теологическое выражение мирового пожара.

Обе картины объединяются, таким образом, в представлении о вечном возвращении; управляется ли мир законом или судьбою, мирообразование и разрушение следуют друг за другом в бесконечном круговороте. Поскольку же все события в мире определяются необходимостью (судьбой) и законом (разумом) мира однозначно, постольку сменяющие друг друга миры ничуть не отличаются друг от друга.

В чем состоит высшее благо?

Как и всякий античный философ, стоик задает вопрос: в чем состоит высшее благо? И отвечает, как истый античный мыслитель: в счастье. Что же означают для стоика слова «благо» и «счастье»? Благо стоики сводят к четырем основным добродетелям, или достоинствам: благоразумию, умеренности, справедливости и мужеству. Зло - противоположные им пороки: неразумие, необузданность, несправедливость и трусость. Все остальное - жизнь и смерть, слава и бесславие, тяжкий труд и наслаждение, богатство и бедность, болезнь и здоровье - от нас не зависят, а потому безразличны. Наоборот, добродетель и порок, добро и зло зависят от человека и выбираются добровольно, т.е. свободно. Счастье же состоит в том, чтобы «жить согласно с природой, и это то же самое, что жить согласно с добродетелью: сама природа ведет нас к добродетели» (Диог. Л. VII, 87). Иначе говоря, счастливая жизнь есть жизнь добродетельная и достойная.

Но ведь «природа» стоиков, как мы видели, подчинена необходимости, или Судьбе. А значит, всякое действие человека и событие в его жизни необходимым образом определено. Тогда встает вопрос: как же возможен выбор между добром и злом в царстве железной необходимости, каким представляет мир стоицизм? Как человек может выбирать - жить «согласно с природой» или «не согласно» с нею? Как вообще возможны оценки человеческих поступков? И как можно вменять человеку что-то в вину или в заслугу?

Единственная возможность свободы открывается не в практическом, а в эмоциональном отношении к миру и самому себе. Нельзя преобразовать ни вещи, ни необходимый ход событий, ни представления о них - можно преобразовать свое эмоционально-ценностное отношение к ним. Это касается как внешних вещей, так и аффектов. Стоики выделяли четыре вида негативных аффектов: скорбь, страх, вожделение и наслаждение, и три позитивных: радость (разумное возбуждение, противоположное наслаждению), осторожность (разумное уклонение, противоположное страху) и воля (разумное побуждение, противоположное вожделению). Мудрость состоит не в том, чтобы преодолеть аффект каким-нибудь другим аффектом (например, вражду - страхом), а в свободе от аффектов, достигаемой разумным к ним отношением.

Евпатия — блаженное состояние души

Итак, этика стоиков столь же противоречива, как и физика (натурфилософия). Мораль присуща людям «по природе», но ей можно учиться. Это противоречие неустранимо, но его можно объяснить. В нем просматривается мощный, но безнадежный протест человека против ситуации, когда катастрофы становятся неотъемлемым элементом повседневной жизни, а разумный и деятельный индивид оказывается совершенно не способен противостоять слепым природным и социальным силам. Бессилие Логоса, его неспособность одолеть Рок ведет как раз к отождествлению мирового разума с неразумием жизни. Но стоики находят выход из тупика - это не атараксия эпикурейцев, удаляющихся от мира в тень Сада, и не просто «апатия» - бесстрастие и равнодушие, приписываемые зачастую стоикам. Их идеал - «евпатия», т.е. блаженное состояние души, не зависящее от того, что происходит с телом. И даже если все тяготы и бедствия этого мира свалились на плечи стоического мудреца, ничто не может нарушить его спокойствия. И в то же время стоик понимает, что далеко не всякому человеку это доступно.

Средняя Стоя

В Рим стоицизм был импортирован в середине II в. до н. э. Он вскоре закрепился там благодаря деятельности представителей Средней Стои Панэция и Посидония. В Риме стоицизм стал влиятельной и многочисленной школой, и причина тому - близость суровой философии стоиков образу идеального римлянина. Не удивительно, что герои римской истории - Сципионы, Катон, Брут - были близки к стоикам. Так, Сципион Младший был слушателем и другом Панэция; в родосской школе Посидония учились Помпей и Цицерон.

Панэций и Посидоний, произведения которых сохранились еще хуже, чем сочинения древних стоиков, могут быть оценены как ученые, воззрения которых определялись взаимопроникновением стоицизма, платонизма и аристотелизма. Уже Панэций придавал меньшее значение логике, а в физику внес существенные изменения. Так, он вслед за Боэцием отказался от стоического учения о периодическом воспламенении мира. Он считал, что мир вечен и неуничтожим. Отказался он и от мысли о взаимосвязи космических явлений, основанной на «симпатии» всех частей космоса. Отсюда его отрицание астрологии, ибо как могут столь отдаленные от нас звезды влиять на судьбы людей?! И сомнение в возможности пророчества, впрочем, он не отрицает его возможность, но лишь выдвигает сомнения.

В то же время Панэций резко выступает против стоической тенденции к признанию равенства людей. Речь у него идет уже не о различии «мудреца» и «глупца», но о врожденных различиях в самых разных свойствах человека - от физических способностей и до душевных качеств. Ибо наряду с общей человеческой природой, обусловленной наличием у человека разума, есть еще и природа индивидуальная, присущая каждому человеку.

«И как люди бывают очень непохожи один на другого внешне (одни, как мы видим, быстротой своей пригодны для бега, другие силами своими - для борьбы; опять-таки, наружности одних присуще достоинство, наружности других - красота), так и в душевном складе бывает еще большее разнообразие»

(Циц. Об обяз. I, 107 - первые две книги этого произведения Цицерона
считаются переложением взглядов Панэция).

И цель жизни - жить согласно данным нам природою началам. Поэтому надо следовать как всеобщей природе, так и своим индивидуальным особенностям, развивая их в полную меру. Но отсюда тот интерес Панэция к отдельной личности, к индивиду, который был достаточно чужд Древней Стое.

Посидоний частично реставрировал отдельные тезисы Древней Стои, устраненные Панэцием. Так, он восстанавливает веру в пророчество и ворожбу, в астрологию. Логическим следствием отсюда было восстановление учений о космической «симпатии». Для Посидония характерно сочетание религиозно-философских спекуляций с совершенно трезвым натуралистическим описанием и объяснением природных явлений. Он четко различает натурфилософию (физику) и теологию. Натурфилософия делится на три части - учение о вселенной, об элементах и о причинах. Он пишет о размерах Земли, определяя земную окружность в 180 тыс. стадий - ок. 32 тыс. км., т.е. на пятую часть меньше действительного. В 70 тыс. стадий определялась им протяженность обитаемой сущи. Посидоний связывал суточные, месячные и годовые движения океана с движением Луны; глубину моря около Сардинии он определял в 1770 м., и т. д. А наряду с этим он пишет о приметах и гаданиях, о богах и демонах, которыми полон воздух. Это сочетание сугубо позитивных описаний природы и философско-религиозных спекуляций сказывается в том, что Посидоний различает в мире три фактора: бога, природу и судьбу.

И Панэций, и Посидоний отводят центральное место в своем учении этике. Вслед за Аристотелем Посидоний видит высшее благо в жизни, посвященной постижению истины. Отсюда высочайшая оценка философии, которая так же дарит нам нравственную жизнь, как боги дают нам жизнь вообще. Кроме того, Посидоний принимает соображения Платона о необходимости воспитывать страстную часть души таким образом, чтобы она была способна воспринять разумное и нравственное начало. А значит, воспитуемость нравственных установок души человеческой зависит от наличия в ней зародышей добра и зла и способности их развивать или подавлять. Интересна историческая концепция Посидония. Он объединяет учение Гесиода о «золотом веке» и его постепенном перерождении в иные, низшие века, и демокритовско-эпикурейское представление об историческом прогрессе науки, искусства и ремесла.

Поздняя Стоя

Сенека

Луций Анней Сенека (6 г. до н. э. - 65 г. н. э.) родился в семье ритора, в Кордубе (Испания). Еще ребенком он попал в Рим, где его отец открыл школу риторики. Вначале он становится адвокатом, затем сосредоточивается на занятиях философией и политикой. В 41 г. он был отправлен в ссылку на Корсику, откуда вернулся только через 8 лет. Он стал учителем Нерона, а когда тот, после смерти императора Клавдия, стал императором, Сенека на время становится фактическим правителем империи. В 57 г. он назначен консулом, его состояние, и до того немалое, достигает 300 млн. сестерций. После римского пожара 64 г. усиливаются нападки на него политических противников, и он подает в отставку. В 65 г. он был обвинен в заговоре против Нерона, приговорен к смерти и покончил с собой, вскрыв себе вены.

Сенеке принадлежит целый ряд философских произведений, среди которых выделяются «Нравственные письма к Луцилию»; натурфилософские взгляды развиваются в сочинении «Естественнонаучные вопросы». Он был также крупным писателем, автором 10 трагедий, многих эпиграмм и сатиры по поводу обожествления покойного императора Клавдия, носившей название «Отыквление»: тыква считалась у римлян символом глупости. Философское учение Сенеки, хотя он и затрагивал другие вопросы, практически сводится к морали. Вслед за Посидонием он обосновывает ту точку зрения, что хотя «свободные науки» и необходимы для достижения добродетели, сами они ее не дают.

И все же философ пишет о естественнонаучных вопросах. Познание реальных природных процессов имеет, с его точки зрения, только практическое значение - получить средства против враждебных сил природы, против болезней и стихийных бедствий. Но одновременно оно дает нам знание о слабости человека перед этими силами природы. Философ имеет отношение к познанию природы - он исследует ее сущность и причины, тогда как естественник и математик описывают ее и высчитывают «число и меру». Как большинство стоиков, Сенека признает наличие в природе активного и пассивного начал. Вот как он пишет об этом в 65-м письме к Луцилию (2-3):

«Наши стоики, как тебе известно, утверждают: все в природе возникает из двух начал - причины и материи. Материя коснеет в неподвижности, она ко всему готова, но остается праздной, если никто не приведет ее в движенье. Причина или же разум, ворочает материю как хочет и, придавая ей форму, лепит всяческие предметы... Вот статуя: здесь наличествует и материя, послушная художнику, и художник, придавший материи обличье. Материей в статуе была бронза, причиной - художник».

Как видим, Сенека во многом воспроизвел аристотелевское учение о причинности. Однако он сводит все причины не к материи и форме, но к материи и деятелю.

«Мы-то ищем первую и общую причину... Что это за причина? Конечно, деятельный разум, то есть бог»

(Письма, 65, 11-12).

Отсюда заключение, что в мире господствует одушевленное и разумное существо.

«Угодно тебе назвать его судьбою? Ты не ошибешься. Он тот, от кого все зависит, в нем причина всех причин. Угодно тебе наименовать его провидением? И тут ты будешь прав: он тот, чьим решением обеспечивается этот мир, дабы ничто не препятствовало его ходу и все действия его выполнялись. Угодно тебе назвать его природой? И это не ошибка, ибо из лона его все рождено, дыханием его мы живем. Угодно тебе назвать его миром? И это тоже не ошибка: он все, что ты видишь»

(Сен. Ест. вопр., II, 45).

Это явно пантеистические идеи. Однако Сенека непоследователен; противопоставление «материи» и «причины» ведет его к теистическому миропониманию, подразумевающему бога, отличного от природы. И в то же время несотворенность материи, ее внутренний динамизм, вносимый, правда, движущей причиной, превращают натурфилософию Сенеки в некоторое подобие раннегреческой натурфилософии.

«Все возникает из всего. Из воды воздух, из воздуха вода, огонь из воздуха, из огня воздух... Все элементы подвержены взаимным возвращениям. Что погибает из одного, возвращается в другое»

(там же, III, 10).

Но тут налицо определенная упорядоченность: Сенека считает, что первоначалом является влага, а концом - огонь, который «завладевает миром и все превращает в себя» (там же, III, 13).

Но какое место принадлежит тут богу? Ведь Сенека отвергает традиционную религию, считая чтимые «толпою» божества лишь символами и аллегориями. К теологической трактовке мира его побуждают моральные соображения. Он пытается объяснить нравственное поведение человека: нравственный разум в нас аналогичен разуму (душе) природы, т.е. богу. Отсюда - заимствование платоновского учения о душе. Во многих своих трудах - в «Нравственных письмах к Луцилию», в «Утешении к Марции», даже в «Естественнонаучных вопросах» — Сенека говорит о бессмертии души. Она — лучшая, божественная часть человека; она не знает границ в пространстве и времени.

«Мне принадлежат, — говорит она, — все годы, ни один век не заперт для великого ума, и все времена доступны мысли. Когда придет последний день и разделит божественное и человеческое, перемешанные ныне, я оставлю это тело там, где нашла его, а сама вернусь к богам. Я и теперь не чужда им, хоть и держит меня тяжкая земная темница». Этот медлительный смертный век — только пролог к лучшей и долгой жизни... Нас ждет новое появленье на свет и новый порядок вещей» — таковы «монолог» души и заключение Сенеки

(Письма, 102, 22-23).

Однако и здесь его одолевают сомнения. В духе эпикурейцев Сенека склонен допустить, что смерть - «изгнание всех страданий и конец, за которым наши беды не существуют» (Утеш. к Марции, 19). В конце 65-го письма к Луцилию сомнение еще определеннее:

«Что такое смерть? Либо конец, либо переселение. Я не боюсь перестать быть - ведь это все равно, что не быть совсем; я не боюсь переселиться - ведь нигде я не буду в такой тесноте, как в теле».

И в том, и в другом случае не затрагивается одно - свобода духа. Не обсуждает Сенека и подробностей загробного существования, адских мук и т.д.

Итак, главное для Сенеки - свобода духа. Ни одно из положений его учения не может сравниться по важности с ее утверждением. Но что такое свобода? Конечно, это не свобода действия. Ведь если мир скован цепями железной необходимости или судьбы, то и свобода может состоять только в осознании этой необходимости и подчинении ей. Но сама эта необходимость должна быть тогда не бессмысленной и мертвой закономерностью пассивной материи, чуждой всего человеческого, а выражением разумной, благой, мудрой, вездесущей космической силы, частично присущей и каждому человеку. Иными словами, свобода может состоять только в подчинении разумной необходимости: во всех иных случаях она - рабство. И вот перед нами весьма успокоительная теория: рабствуй судьбе, и поскольку она разумна - ты свободен. А если она на деле неразумна? Все равно - рабствуй телом, душа же твоя всегда свободна... хотя бы ценою жизни. У человека, считает Сенека, можно отнять только жизнь, но не смерть. Не прославляя самоубийства (акт не только весьма распространенный среди современников Сенеки, но и социально опасный), он все же подчеркивал, что «жалкая жизнь куда страшней скорой смерти» (Письма, 58, 34).

Итак, этика Сенеки основана на повиновении судьбе - божественной необходимости. Поэтому условием нравственного поведения является невозмутимость духа. Это чисто стоическое положение дополняется, однако, анализом совести. Она - награда за добродетельный поступок и наказание за порочный.

Эпиктет

Сенека при жизни своим примером утешал других. Эпиктет (ок. 50 - 138 гг. н. э.) же, утешая других, утешал самого себя. Отсюда гораздо большая теплота и человечность, интимность увещаний философа. Но отсюда и абсолютная его покорность судьбе и другим людям. Эпиктет был рабом привезен в Рим и еще рабом же слушал философию у стоика Мусония Руфа. Неизвестно, как получил он свободу от своего жестокого господина, но освободившись, он посвятил себя философии.

У Эпиктета нашла завершение римско-стоическая тенденция сведения философии к этике. Разделение философии на этику, логику и физику, сохранившееся у него, оказывается уже совершенно формальным.

«Первой и необходимейшей частью философии, является та, которая имеет дело с применением ее учений, например, что не следует лгать. Вторая относится к доказательствам, например, почему не следует лгать. Третья подтверждает их и расчленяет: например, почему это есть доказательство, что вообще есть доказательство, что такое следствие, что такое противоречие, что такое истина и ложь. Таким образом, третья часть необходима для второй, вторая для первой. Однако необходимейшей остается первая, требующая постоянной заботы. Мы же обычно делаем обратное и заботимся о третьей части, отдаем ей весь наш пыл и совсем упускаем из виду первую. Поэтому и получается, что мы продолжаем лгать, хотя всегда можем доказать, что лгать не следует»

(Энх., 52).

Итак, вторая и третья части существуют только ради первой. Физика, понимаемая как изучение причин, сводится Эпиктетом к утверждению существования высшей причины, т. е. бога. Главная ее проблема - теологическая, и, решая ее, Эпиктет присоединяется к старому стоическому тезису о том, что мир разумен, что он представляет собою единое космическое государство и состоит из одной субстанции. В нем всегда что-то возникает, а что-то уничтожается, распадаясь на составные элементы. Однако важнее для него креационизм:

«Бог сотворил все в мире, и весь мир существует беспрепятственно, совершенный сам по себе, а отдельный человек существует только ради целого»

(Рассужд., IV, 7, 13).

А это целое опять-таки не просто космос, а божество - творец, промыслитель и провидение. Нравственное поведение определяется религией:

«Главнейшее в почитании богов - это иметь о них правильные представления: что они существуют и прекрасно и справедливо управляют миром и что твое назначение - повиноваться им, покорствовать всему, что происходит и без ропота перед ним смиряться, ибо все это устроено высшей мудростью»

(Энх., 31).

Бог обладает и высшим знанием, так что «от него не скрыты ни один поступок, ни побуждение, ни мысль» (Рассужд., II, 14, 11). Философия же приводит человека к покорности воле богов. Усвоив, что нельзя изменить ход событий, следует изменить свое к ним отношение. Эпиктет прибегает здесь к известной стоической (точнее - еще кинической) идее, согласно которой следует различать вещи, находящиеся в нашей власти и те, которые не в нашей власти. По его мнению, следует считать своим только то, что неотчуждаемо тебе принадлежит, и на него только рассчитывать. Условием поведения, основанного на этом принципе, является, по Эпиктету, способность совершать произвольный поступок, осуществлять свободный выбор. Выбор поступка - в нашей власти, и способность выбора дана нам богом для того, чтобы мы могли быть счастливы независимо от внешних обстоятельств. Как видим, Эпиктет вводит здесь идею свободной воли уже в сложившемся виде - не как проблему, но как решение. Факт свободного выбора «объясняется» с помощью бога, стремящегося обеспечить человеческое счастье. Непротивление злу - вот последнее его слово, опять-таки сближающее идеал римского стоицизма с христианством.

Марк Аврелий

Марк Аврелий (121 - 180 гг. н.э.) с юности воспитывался в духе стоической философии, восприняв от своего учителя Юлия Рустика основные положения этики Эпиктета. Философский труд императора, написанный им во время похода, носит название «К самому себе» (иногда переводится как «Наедине с собой»). Это сборник афоризмов в 12-ти книгах, написанный по-гречески и содержащий размышления усталого от жизни человека о тщете всего сущего.

Учение Марка Аврелия о человеке и его этика не отличаются оригинальностью, восходя к Эпиктету. Дух представляет божественное начало в человеке, так что бог созерцает его безотносительно к телу. Впрочем, и дух рассеивается после смерти, вновь соединяясь с божеством. В этике мы видим то же упование на разум, позволяющее видеть добро в гармонической, согласной с божественным разумом, природой. Только один момент выделяет Марка Аврелия в вопросе о смысле жизни. Философ на троне, он считает, что как ни жалок человек и как ни тщетна вся его жизнь, перед ним стоят великие нравственные задачи, сводящиеся в конечном счете к выполнению своего долга. В то же время мы всегда можем отдохнуть от мира, удалившись в себя и преисполнившись сознанием выполненного долга.

* * *

Стоицизм в Римской империи не только отражал общее умонастроение, но и формировал ту достаточно необычную для древнего мира идейную установку, согласно которой ни благородное происхождение, ни высокое положение и богатство не обеспечивают земного и загробного блаженства, а даже наоборот, исключают последнее. Условия блаженства в потустороннем мире - это скорее доброта и невинность, бескорыстие и бедность, кротость и простодушие. Жить надо «не мудрствуя лукаво». Носителями такого рода добродетелей оказываются преимущественно бедняки: ремесленники и крестьяне, рабы и вольноотпущенники, отвоевавшие свое солдаты. Исследование специфических черт духовной жизни социальных низов Римской империи свидетельствует о чрезвычайной распространенности таких воззрений, а вместе с тем о том, что на них воздействует и философия - не через высокоинтеллектуальные, утонченные рассуждения в ученых трактатах, а через проповедь бродячих философов, переходивших из города в город, из провинции в провинцию.

Моральные учения поздних стоиков и киников, иной раз сходные до неразличимости, проповедуются философами-странниками, изобличающими общественные пороки, пропагандирующими нравственные принципы, а заодно творящими «чудеса» в подтверждение своей правоты и покровительства богов. Упрощенные и вульгаризированные, сниженные до уровня понимания неграмотных или полуграмотных обывателей, они быстро вырождались в религиозные учения, сливаясь с религиозными движениями, развертывающимися в Империи. Этот процесс затронул и эллинистическую философию в целом. Но прежде она должна была пройти еще через один искус - Скептицизм.