Скептицизм

Скептицизм - течение в эллинистическо-римской философии, отвергающее возможность объективного знания о природных и социальных процессах, об их сущности и закономерностях. Отсюда классическое требование «воздержания от суждений» в теории и невозмутимости в практической деятельности. Название школы произошло от древнегреческого слова skeptikos - ищущий, исследующий, рассматривающий. Так что источником скептицизма было все же стремление к познанию и разочарование в его результатах. Приобретя в философии особое значение, термин «скептик» противопоставляется слову «догматик» (dogma - учение) как выражению некритического, «поучительного» философствования.

Источник скептического философствования станет яснее, если внимательнее присмотреться к этимологии. Если слово «скептик» означает исследователя, человека ищущего, то вся философия по существу своему должна быть признана «скептичной». Ибо она «ищет» истину, расследует ее. Она раскрывает трудности познания, распутывает запутанные вопросы, решает загадки и отыскивает тайны бытия.

Кого можно считать скептиком?

Исследователь превращается в скептика тогда, когда он обнаруживает неразрешимость исследуемого вопроса вообще или хотя бы в рамках учения, претендующего на окончательный ответ. Поэтому не будем говорить о Гераклите: он не скептик, а диалектик. Не являются скептиками ни Парменид, ни Зенон, раскрывавшие иллюзорность понятий множества и движения: ведь они заявляли о реальности единства и покоя.

Провозвестником скептицизма можно счесть Ксенофана с его убеждением, что мы не знаем истины, а если бы и знали, то не знали бы, что мы ее знаем. Но это лишь одна, причем не решающая, тенденция в его творчестве.

Непосредственным источником скептицизма в Греции стала софистика. Когда Протагор говорил, что о каждой вещи может быть два противоположных мнения, он тоже открывал путь скептицизму. Но мы не назовем его скептиком, поскольку у него есть «критерий» - человек как мера всех вещей. Когда Горгий заявил, что все ложно, потому что мир непознаваем, он открыл путь скептицизму. Но и он вряд ли может быть назван первым скептиком, хотя к скептицизму близок. Он именно софист - человек, превосходно понимающий, что применяемая им аргументация есть скорее упражнение в риторике, чем теоретическое убеждение.

Античный скептицизм от Пиррона до Сэкста Эмпирика

История античного скептицизма как такового начинается в конце IV в. до н.э. Пиррон из Элиды создает в это время школу, члены которой по его имени получили название пирроновцев, а по характеру своего мировоззрения были названы «скептиками, эфектиками и зететиками. Зететиками, то есть искателями - потому что они всегда ищут истину; скептиками, то есть высматривателями - потому что всегда высматривают и никогда не находят; эфектиками, то есть сомневающимися, — по их настроению в поиске, то есть по их воздержанию от суждения» (Диог. Л. IX, 69-70).

Деятельность школы Пиррона вскоре прервалась. Однако линию скептического философствования незамедлительно подхватила, как это ни удивительно, платоновская Академия. Источник ее скептицизма - признание лишь вероятности всякого знания. Главными представителями «академического» скепсиса были Аркесилай и Карнеад. Со временем Академия возвратилась на покинутые было тропы платонизма, но скептицизм не угас. В I в. до н.э. возрождается пирронизм. Именно тогда Энесидемом и Агриппой была разработана система скептической аргументации. Наконец, Менедем, Секст Эмпирик и Сатурнин соединили скептицизм с эмпиризмом врачей опытного направления, уклонявшихся от изучения «скрытых причин» болезней и сосредоточивавших внимание на симптоматике.

Скептицизм представлял собою средоточие полемики эпохи эллинизма - он спорил против всех существующих школ, направляя свои аргументы против всех и всяческих «догм», т. е. позитивных утверждений как раннегреческой и классической, так и эллинистической философии. В этой полемике проглядывает жизнь и борьба античного философа, его стремление к достоверности знания и в то же время глубокое разочарование в его возможности вообще.

Пиррон

Пиррон из Элиды (ок. 360-270 гг. до н. э.) был сначала посредственным живописцем, а затем увлекся философией. По преданию, он участвовал в азиатских походах Александра Македонского и встречался с «гимнософистами» - «нагими мудрецами», как именовали греки индийских аскетов. Диоген Лаэрций комментировал этот факт из его биографии так:

«Отсюда, по-видимому, он и вывел свою достойнейшую философию, утвердив непостижимость [сущего] и воздержание особого рода... Он ничего не называл ни прекрасным, ни безобразным, ни справедливым, ни несправедливым и вообще полагал, что истинно ничто не существует, а людские поступки руководятся лишь законом и обычаем, - ибо ничто не есть в большей степени одно, чем другое»

(Диог. Л. IX, 61)

Диоген рассказывает дальше, что Пиррон вел жизнь, соответствующую этому учению, ничего не сторонясь, подвергаясь любой опасности, ни в чем не поддаваясь ощущению. От опасностей его оберегали друзья... Впрочем, есть сведения, что он лишь в философии применял свое учение, а в жизни вовсе не был неосмотрителен.

Судя по этому изложению, учение Пиррона вряд ли имеет отношение к «гимнософистам» или «магам»: чтобы узнать все это, нечего было «ума искать и ездить так далеко». Перед нами элементы, имевшиеся уже в греческой мысли, и Пиррон только синтезировал их в особое учение. Он ничего не писал, и о его воззрениях мы знаем из сочинений его ученика Тимона из Флиунта. Тимон писал, что, согласно его учителю,

«для достижения знания нужно постигнуть троякое: во-первых, как произошли вещи, во-вторых, каким образом следует нам к ним относиться, и в третьих - что мы будем иметь от такого к ним отношения. Относительно вещей он говорил, что они невыразимы, а равно неразличимы, неустойчивы и порождают разногласия, почему нельзя [различить] истинное и ложное мнение о них. Поэтому следует не доверять им, воздерживаться от всяких мнений и быть непоколебимым и неуклонным, говоря обо всякой вещи, что она столь же мало существует, как не существует, или что она столь же существует, как не существует, или что она или существует, или не существует. Тот, кто таким образом относится к миру, говорит Тимон, обретает способность отказываться от высказываний (Пиррон называл это словом aphasia - потеря речи), а затем и невозмутимость»

(Фог. III, 1087 а)

Отсюда можно заключить, что Пиррон дает здесь ответ на вопрос относительно счастливой жизни. Вещи не могут быть постигнуты ни чувством, ни разумом, а потому мы не можем предпочесть какое бы то ни было мнение о них. Отсюда «афасия» и «атараксия»; но не первая, а вторая составляет цель жизни человека и условие нравственного поведения. А значит, воздержание от суждения, которое выступает специфической чертой скептицизма как такового, оказывается у Пиррона средством достижения атараксии, а не целью, как может сперва показаться. Вместе с тем Пиррон не создал какой бы то ни было положительной нравственной доктрины, ограничившись этой чисто отрицательной характеристикой.

Скептицизм в Академии Платона

Другую линию скептической аргументации представляет платоновская Академия.

Аркесилай (ок. 315-240 гг. до н. э.) пришел к скептицизму на основе своей полемики со стоиками. Если разницы между истиной и заблуждением нет и если «согласие» не гарантирует истины, то, говорит Аркесилай, мудрец должен воздерживаться от суждений. На чем же будет он тогда основывать свое поведение? Единственным критерием здесь может и должно служить «благоразумие». Тот, кто в своих поступках основывается на благоразумии, тот преуспевает в них. Поэтому благоразумный поступок является и надлежащим, и морально оправданным. Причем следует добавить, что благоразумный поступок достигается вследствие разумного действия, а разумность проявляется в успешности. Так философ выходит за пределы чисто логического понимания разумности, угадывая необходимость внешнего критерия, и находит его в успехе.

Карнеад из Кирены (ок. 214-129 гг. до н.э.) критиковал своих предшественников и современников не менее резко, чем Аркесилай. Он говорил, что нет такого представления, которому нельзя было бы противопоставить другое - противоположное, но столь же убедительное. Чувства вводят нас в заблуждение - и он приводит многочисленные примеры обмана чувств. Мы можем воспринимать несуществующее - в этом убеждают галлюцинации, сны и различные иллюзии. Нас обманывает и разум, ибо мышление постоянно наталкивается на разные противоречия, не в силах их разрешить. Отсюда - вывод о необходимости воздерживаться от суждения.

Однако скептицизм Карнеада более умерен, чем скептицизм Пиррона и Аркесилая. Надо воздерживаться, считает он, не от всякого суждения, но лишь от безусловного утверждения «абсолютной истины». Такого рода утверждения действительно невозможны. Но, он признает возможность высказываться о вещах и явлениях, поскольку это кажется ему благоразумным и вероятным.

Карнеад учит о том, что представления могут иметь различную степень вероятности. Одни из них вероятны, другие невероятны. Так, увидевший в комнате веревку может воспринять ее как змею; исследовав и проверив свое представление, увидев, что воспринимаемый предмет не движется, не издает звуков и проч., он получит вероятное и проверенное представление. Несомненным его представление станет, когда он убедится, что не спит, что находится в здравых чувствах и уме, что предмет рассматривается на соразмерном расстоянии, и т.д. Карнеад определенно предпочитает вероятное и проверенное просто вероятному, а выше всего ставит вероятное, проверенное и несомненное.

Секст Эмпирик

Логическое завершение античного скептицизма мы находим в учениях позднейших скептиков - Менодота, Секста Эмпирика и Сатурнина. Там наблюдается тенденция к объединению скептического философствования с методологией врачей-эмпириков. (Выше уже было сказано, что специфика эмпирической медицины определялась требованием объяснять болезни не спекулятивными натурфилософскими положениями, но тем, «что проявляется очевидным образом в человеке».)

До нас дошли лишь произведения Секста Эмпирика - «Против ученых» в 11-ти книгах и «Три книги Пирроновых положений». В этих сочинениях подробно изложены взгляды идейных предшественников Секста. Тут же они анализируются и опровергаются с позиций скептицизма. Трудно судить, насколько Секст оригинален. Скорее всего он лишь обобщает и систематизирует скептическое учение.

Мы, говорит Секст, по природе чувствуем и понимаем, голод и жажда указывают нам путь к еде и питью, законы и обычаи побуждают в общежитии принимать благочестие за добро, а нечестие за зло, тогда как при обучении мастерству мы осуществляем то или иное искусство. Таким образом следовательно, Секст возвращается к Пиррону, призывая делать все соответственно тому, как поступают люди в общежитии, не задаваясь догматическими соображениями.

Но он добавляет к этому ясную мысль о необходимости опоры на здравый смысл и эмпирическое знание явлений. Поэтому можно считать, что он сближается и с Карнеадом, подчеркивая практическую значимость наших знаний, базирующихся на опыте. Но в то же время мы встречаем у него интереснейшие описания эмпирических установок в науке, разработанных в его время. Общую характеристику эмпирического метода Секст дает в VIII книге «Против ученых»:

«... Если в теоретическом знании предметов нет ровно никакого основания, то ... в науке, имеющей дело с явлениями, существует свое собственное основоположение. Ведь путем многократных наблюдений или исследований она устанавливает свои правила»

(VIII, 291).

Секст с симпатией относится к этому методу, но в то же время подчеркивает, что таким образом строят науку не о вещах «самих по себе», а только о том, как они нам представляются.

«Я буду иметь возможность сказать, каковым кажется мне каждый предмет, но буду принужден ... воздержаться от суждения, каков он по природе своей»

(Секст. Пирр. I, 78).