Эпикур

Эпикур (ок. 342/341—270/271 гг. до н. э.) родился и вырос на острове Самос. В 18-летнем возрасте Эпикур приехал в Афины, однако пробыл там недолго - в 322 г. до н. э. он перебрался в Колофон, куда переселилась и его семья. Около десяти лет он жил, зарабатывая на жизнь преподавательской работой, в различных городах Малой Азии. В 32 года он основал собственную школу, а в 306 г., в возрасте 35 лет, окончательно переселился в Афины. Он купил дом с садом, и потому его школа получила название «Сад Эпикура». По обычаю того времени на ее воротах была помещена надпись, выражавшая суть учения: «Странник, тебе будет здесь хорошо: здесь удовольствие - высшее благо». Умер Эпикур на семидесятом году жизни, завещав ученикам хранить верность учению.

Эпикур стал заниматься науками с 14 лет. Он отказывался признать себя чьим-либо последователем и называл себя самоучкой. Но это скорее констатация им своей философской оригинальности, чем факт. Эпикур - продолжатель Демокрита, однако это не отношение ученика к учителю. Эпикур «противоречит» Демокриту в том отношении, что по-иному понимает задачи философии. У Демокрита на первом плане стоит достоверное, необходимое знание - причинное объяснение явлений природы. У Эпикура - этика, понимаемая как обоснование свободного поведения, не связанного природной необходимостью. Во многом Эпикур воспроизвел гедонизм киренаиков, признававших удовольствие критерием нравственного поступка, он гораздо решительнее, чем они, подчеркивает независимость этики от религиозного и государственного авторитета. Ни то, ни другое не может играть никакой роли в определении поведения человека.

Показательно и отношение Эпикура к богам. Не отвергая их существования, он и его его последователи считали невозможным какое бы то ни было вмешательство богов в человеческую жизнь. В этом смысле они - самые решительные атеисты. Учение Эпикура - практический атеизм, предвещавший общество, не просто чуждое суеверий, но безрелигиозное и в то же время нравственное. Конечно, это лишь логический вывод из учения Эпикура, сам он его не сделал. Но его логика была понята критиками. Как свидетельствует один из авторов, писавших в XVIII в. антиэпикурейские поэмы:

Враждебное отношение к Эпикуру и эпикурейцам со стороны представителей других философских школ (исключение составляет лишь Сенека, выступивший в защиту «незаслуженно опозоренной» школы Эпикура) было, видимо, немаловажной причиной того, что их сочинения по большей части погибли. Эпикур написал около 300 трудов, в том числе «О природе» в 37 книгах, «Об атомах и пустоте», «О богах», «О судьбе», «О царской власти», «О любви» и т. д. Благодаря Диогену Лаэрцию до нас дошли три послания Эпикура - к Геродоту о природе, к Пифоклу о небесных явлениях и к Менекею об образе жизни. Сохранился также ряд отрывков из работ Эпикура и его писем. Огромный, но труднодоступный материал содержится в полемических сочинениях противников эпикуреизма - Плутарха, Цицерона, Секста Эмпирика, отцов церкви... Еще меньше знаем мы о представителях школы Эпикура - кроме Лукреция, знаменитая поэма которого «О природе вещей» дошла до нас полностью и имеет неоценимое значение для изучения эпикуреизма.

В соответствии с эллинистической традицией, членившей философию на физику, логику и этику, Эпикур выделяет в своем учении физику, канонику (учение о познании) и этику.

Каноника

Свое исследование природы Эпикур предварил каноникой - учением о критерии истины и правилах (канонах) познания. Он исходил из того, что познание состоит в обозначении предмета словом таким образом, что «истинное есть то, что таково, как о нем говорят; а ложь есть то, что не таково, как о нем говорят» (Секст. Против ученых, VIII, 9). Критерием же согласования слова и предмета, а тем самым критерием истины будут тогда восприятия (ощущения), предвосхищения и претерпевания. «Все наши помышления возникают из ощущений, а разум лишь способствует этому» (Диог. Л. X, 21). Важное замечание: если Демокрит считал чувственные качества субъективными, то Эпикуру они представляются объективными. Ощущение нас никогда не обманывает - источником заблуждения выступает только разум, суждение. Ибо «ложь и ошибка всегда лежит в прибавлениях, сделанных мыслью [к чувственному восприятию]. Восприятия неразумны и не зависят от разума; их нельзя опровергнуть.

Итак, всё знание - из ощущений. Но познание требует также «предвосхищений» (prolepsis). Закрепившиеся в нас в результате неоднократного повторения ощущений целостные образы, думает Эпикур, позволяют нам осознавать целостные явления, например увидеть в определенном сочетании ощущений образ человека или лошади. Говоря современным психологическим языком, «предвосхищение» есть «гештальт», выражение целостности восприятия, объединяющее его элементы в некоторую единую структуру. Без него невозможно познание, и даже задать вопрос: «Лошадь это или корова?» мы не можем, если не знаем заранее, каковы эти животные. Наконец, «претерпевания» - удовольствие и страдание - являются критериями предпочтения и избегания.

Восприятия, по Эпикуру, возникают в результате проникновения в нас «образов» вещей. «Подобные по виду плотным телам, но по тонкости далеко отстоящие от предметов, доступных чувственному восприятию» (К Герод., 46 а), эти образы непрерывно отделяются от поверхности вещей, возникая и перемещаясь с быстротою мысли. Входя в органы чувств, они дают восприятие действительное, внедряясь в поры тела - фантастическое. И здесь мы вновь возвращаемся к «предвосхищениям». Они не только «гештальты», но и своего рода общие представления или понятия. Они, конечно, не произвольные творения ума, но и не врожденные идеи. Они - воспоминания о том, что нам часто является извне.

Физика

Эпикур формулирует следующие универсальные принципы своей натурфилософии:

1. Ничто не возникает из ничего и в ничто не превращается;
2. вселенная всегда была такою, какова она теперь и всегда будет такою, ибо нет ничего, во что она могла бы измениться;
3. вселенная состоит из тел и пустоты, о существовании тел свидетельствует ощущение, тогда как существование пустоты явствует из движения, без нее невозможного;
4. тела либо неделимы и неизменяемы (атомы), либо составлены из первых;
5. вселенная безгранична и по величине пустого пространства, и по числу составляющих ее тел - как соединений, так и атомов. Бесконечно по числу и количество миров в ней.

Пока эта картина не отличается от демокритовой. Различия возникают, когда Эпикур переходит к рассмотрению свойств атомов. Подобно Демокриту, он констатирует различие форм атомов, однако число различных форм конечно, хотя и необозримо велико. В отличие от Демокрита, допускавшего, что может быть атом величиною «с целый мир», Эпикур считал, что различия в величине возможны только в пределах очень малой величины атомов, делающей их незаметными. Если бы было иначе, то «должны были бы и нами наблюдаться атомы видимые. Однако этого нет, да и невозможно вообразить, как атом может стать видимым» (К Герод., 56).

Но главное отличие эпикуровского представления об атомах - это приписывание атомам определенной тяжести, которая и является причиной их движения. Под действием тяжести все атомы движутся «сверху» «вниз». Отсюда следует, что они движутся в пустоте параллельно и их траектории не пересекаются. Если к тому же учесть, что они «падают» с одинаковой скоростью (европейская наука примет этот принцип только после доказательства Галилеем независимости скорости свободного падения тел в пустоте от их массы!), то их столкновение, а значит, и соединение в составные тела совершенно невозможно. Решение этой проблемы, т.е. как возможно взаимодействие атомов Эпикур находит, констатируя наличие различных видов движения: атомы, говорит он, могут падать по прямой вследствие тяжести, двигаться беспорядочно и случайно отклоняться от прямой. Именно третий вид движения обеспечивает, по Эпикуру, возможность образования тел из атомов.

Это означает ограничение Демокритова детерминизма. Если Демокрит отождествлял причинность с необходимостью, то Эпикур, вводя случайное отклонение, спонтанно происходящее при движении атомов, вводит одновременно элемент вероятности, стохастичности природных процессов. Причем случайное отклонение вовсе не беспричинно. В противном случае оно противоречило бы первому принципу его натурфилософии - утверждению, что ничто не возникает «из ничего», т. е. без причины. Этот момент специально подчеркивает Лукреций: причина отклонения есть, но это не внешняя, как в случае столкновения атомов, а внутренняя причина, включенная, как и сила тяжести, в само понятие атома.

Итак, отклонение атомов - это их спонтанная деятельность, их внутренняя самоопределенность. Поэтому, говорит Эпикур, природные процессы, будучи выражением движения атомов, не могут быть определены однозначно. Множественность причин физических явлений ведет к множественности их объяснений, тогда как требование единообразного объяснения означает, согласно Эпикуру, путь к мифу. Утверждая это, Эпикур переходит к разработке учения о нравственности.

Этика

Действительно, каноника и физика Эпикура не являются самодовлеющими дисциплинами. Значение философии, по его мнению, отнюдь не в исследовании природы и познания, хотя без этого нельзя обойтись. Познавая природу, человек избавляется от многих страхов - перед судьбой, смертью, загробной жизнью и т.п. С таким грузом нельзя жить счастливо. А цель философа - именно счастье.

По Эпикуру, счастье - не омраченное ничем удовольствие. Этот принцип эпикурейской этики вытекает из того, что человек обладает естественным стремлением к удовольствиям и столь же естественным отвращением к страданиям; он избирает, следовательно, первые и избегает вторых. Но если бы Эпикур этим ограничился, то его можно было бы упрекнуть в односторонности, в подчинении человека низким страстям. А если прибавить сюда отрывок из книги «О цели [жизни]», то картина получится вовсе неблагоприятная.

Не откровенная ли это проповедь самого обычного сластолюбия?

Однако нас не должны вводить в заблуждение отдельные фразы, произнесенные, возможно, в пылу полемики, или ради эпатирования обывателей от философии, или просто вырванные из контекста злостным критиком. Важнее принципиальные установки. А они сводятся к следующему.

Таким образом, подлинное удовольствие, составляющее критерий нравственного поведения - это удовольствие разумное и справедливое. Хотя человек стремится к удовольствиям, «надо принимать во внимание, что желания бывают естественные и пустые, и из числа естественных одни необходимые, а другие только естественные, а из числа необходимых одни необходимы для счастья, другие — для спокойствия тела, третьи — для самой жизни. Свободное от ошибок рассмотрение их может направлять всякий выбор и избегание к здоровью тела и безмятежности духа, так как это есть цель счастливой жизни». (К Мен., 128)

Как можно заметить, эпикуреизм относится к потребностям и желаниям человека без того лицемерия, с каким осуждают их моралисты. А представление эпикурейцев о том, что следует разумом ограничивать желания (стремление к удовольствиям), не противоречит даже строгим требованиям стоиков. Удовольствие как конечная цель жизни, говорит Эпикур, подразумевает «свободу от телесных страданий и от душевных тревог. Нет, не попойки и непрерывные кутежи, не наслаждения мальчиками и женщинами, не наслаждения яствами, которые доставляет роскошный стол, рождают приятную жизнь, но трезвое рассуждение, исследующее причины всякого выбора и избегания...» (там же, 131-132). Чрезмерное удовольствие само собою превращается в страдание, и «мы обходим многие удовольствия, когда за ними следует для нас большая неприятность; также мы считаем многие страдания лучше удовольствий, когда приходит для нас большее удовольствие после того, как мы вытерпим страдания в течение долгого времени» (там же, 129).

Все это вполне традиционно. Что же ново?

В связи с вышеизложенным Эпикур заводит речь о богах, о смерти и загробных наказаниях, о вмешательстве богов в человеческую жизнь, о божественных гарантиях нравственности человеческих поступков. Боги, по Эпикуру, существуют, о чем свидетельствует всеобщее согласие, но они никак не могут влиять на людей. Об этом свидетельствует наличие зла в мире. Ибо бог либо хочет уничтожить зло, но нe может, или может, но не хочет, или не может и не хочет, или хочет и может.

• Если он может, но не хочет, то он завистлив, что далеко от представлений о природе божественного.
• Если он хочет, но не может, то он бессилен, что тоже не соответствует понятию бога.
• Если он не хочет и не может, то он и завистлив, и, бессилен.
• Если же он и хочет, и может (что только и подобает богу!), то откуда зло и почему он его не уничтожает?

Аргумент этот свидетельствует о том, что Эпикур отрицательно решает вопрос о существовании божественного промысла. Подлинные боги - погруженные в самонаслаждение, высшее счастье и блаженство существа, состоящие из атомов тончайшей огненной природы. Они обитают в пространстве между мирами, совершенно безотносительно к этим мирам. И если человек должен почитать этих богов, то вовсе не с целью вымолить у них какие-либо дары или содействие нашим корыстным целям, но ради совершенно бескорыстного, по существу эстетического, общения с ними, ради их красоты и величия. Но утверждение об эстетической сущности «богов» означает непризнание их сверхъестественной сущности.

Этика Эпикура противостоит не только религиозной этике. Ее реальное осуществление, т.е. возможность для человека избежать превратностей земной жизни, требует признания свободы. Такое признание необходимо для системы Эпикура. Отсюда решительная борьба его не только против религиозной идеи предопределения, судьбы, вмешательства богов в жизнь людей, но и против фатализма. Эпикур считает, что «[одни события происходят в силу необходимости], другие - случайно, а иные зависят от нас». Видя это, он понимает, что «необходимость безответственна, случай непостоянен, но то, что зависит от нас, ничему иному не подвластно, и потому подлежит порицанию или похвале» (К Мен., 133). Иными словами, похвале и порицанию подлежат действия, зависящие от нас самих.

Итак, Эпикур считает, что мудрость и счастье состоят в достижении независимости от всего того, что нарушает спокойствие духа - от влияний мира, от собственных страстей и пустых желаний. Счастье - невозмутимость духа (ataraxia), достигаемая путем длительного обучения и упражнения (askesis). Но «аскеза» Эпикура и эпикурейцев - не умерщвление плоти, в которое она превратилась в религиозных учениях, а воспитание человека, ведущего разумную, нравственную и приятную жизнь. Достижение атараксии требует и свободы от страха перед смертью. Эпикур уверен, что душа смертна, поскольку она состоит из атомов; она - состоящее из тонких частиц тело, рассеянное по всему [организму], очень похожее на дыхание с примесью теплоты, и в одних отношениях похожее на первое, в других же - на вторую... Затем, когда разлагается все целое, душа рассеивается и уже не имеет тех же сил и не совершает движений, так что не обладает и чувством» (К Герод., 63, 65). Но в таком случае «смерть не имеет никакого отношения к нам: ибо то, что разложилось, не чувствует, а то, что не чувствует, не имеет к нам никакого отношения» (Гл. мысли, II).

Из основных положений своей этики Эпикур выводит учение о государстве (обществе). Общество представляет собою сумму индивидов, каждый из которых, руководствуясь стремлением к удовольствиям, действует таким образом, чтобы не мешать другим индивидам. Из принципа удовольствия выводится понятие справедливости, определяемое на основе общественного соглашения не вредить друг другу.

Эпикуреизм в Риме

Распространение эпикуреизма в Риме - в республиканское, а затем и в имперское время - было связано как с серьезным усвоением его, так и с искажениями в духе пошлого гедонизма. Псевдоэпикуреизм, распространенный главным образом в высших слоях общества, не представляет серьезного интереса, будучи простой вульгаризацией учения - это скорее факт истории нравов. Эпикуреизм же как развитие учения Эпикура был немаловажным идейным фактором. В I в. до н. э. в окрестностях Неаполя существовала эпикурейская школа, во главе которой стояли Сирон и Филодем. В том же веке в Риме работал Тит Лукреций Кар. Близок к эпикуреизму был знаменитый сатирик Лукиан.

Филодем родился в Гадаре (Палестина) и в молодости обучался в Афинах. Затем он обосновался в Риме, где жил в семье консула. Консул подарил ему виллу в Геркулануме. (Ранее уже говорилось о найденных в Геркулануме книгах.) Важнейшее философское значение среди них принадлежит сочинению с заглавием «О знаках и обозначениях», или просто «О знаках». Обнаружение этой книги Филодема свидетельствует о развитии эпикуреизмом индуктивной логики. Эпикурейцы вступают здесь в противоречие со стоиками, которые считали, что индуктивное умозаключение не может дать необходимых выводов, поскольку этому противоречат уникальные случаи.

Стоики, таким образом, обращают внимание на тот факт, что общие эмпирические утверждения не могут быть окончательно подтверждены, но могут быть опровергнуты одним контрпримером - фактом исключительного характера. Опровергая эти возражения стоиков, Филодем, опираясь на теоретические положения эпикуреизма, в частности на различение устойчивых и случайных свойств, требует осуществлять индуктивное умозаключение на основе только первых. Отсюда вытекает важное утверждение, что индукция, делающая достоверные общие выводы, не сводится к индукции через простое перечисление.

Лукреций

Новый шаг вперед совершает эпикуреизм благодаря Лукрецию. Нам неизвестны обстоятельства жизни этого философа-поэта. Есть основания считать датами его жизни 99-55 гг. до н. э. Но там, где молчит о Лукреции история, во весь голос говорит его поэма. Это настоящая энциклопедия эпикуреизма. В шести книгах поэмы излагаются основы физики Эпикура в сравнении с учениями философов прошлого (кн. I и II), учение о душе и ее свойствах (кн. III), учение о происхождении знания и о богах (кн. IV). Тщетно было бы стремиться изложить богатое содержание поэмы - ее нужно читать и как философский трактат, и как поэтическое произведение. «Механическая» картина мира Демокрита и Эпикура заменяется у Лукреция эстетически насыщенной, эмоционально окрашенной, художественной картиной живой природы - «природы вещей». Демокриту и Эпикуру достаточно было для объяснения природы двух факторов - атомов с присущими им свойствами и пустоты, в которой они движутся. Лукреция влечет скорее живая, рождающая, творческая Природа ранних греческих мыслителей.

Лукреций и атомы понимает иначе, чем Демокрит и Эпикур. Конечно, и для него это «предел раздробления» (redditia finis), но в то же время - очень сильная идеализация. Атом - только абстрактный предел делимости, некоторое, говоря современным, языком, «идеальное тело». Тело же реальное всегда часть более обширного целого, «творящей природы», даже «рождающей материи».

Лукреций не поясняет, какие же свойства материи обусловливают ее производящую способность, но постоянно говорит о ее творческой сущности. Можно сказать, что, согласно Лукрецию, этот материал содержит в себе начало и принцип формирования вещи, если хотите, ее «генетический код». Естественно, выразить эту мысль в понятиях классического атомизма невозможно, и Лукреций постоянно ищет способы ее выражения. На помощь ему приходит поэзия. В поэме немало мест, в которых творящая природа как будто бы олицетворяется в мифологических образах Венеры, или Матери богов, или Великой Материи; Лукреций живописует порождающий все живое брак Земли и Эфира. Однако нельзя видеть здесь возрождение мифологии. Лукреций подчеркивает, что он услаждает читателя «муз обаянием» для того, чтобы сделать доходчивее «темный предмет», подобно тому, как врач дает ребенку горькое питье, предварительно смазав края сосуда медом.

В мифологических образах Лукреция явно просматривается их аллегоричность - он создает не новую мифологию, а натурфилософию, и именно натурфилософский подход преобладает у него. Если в системе Эпикура, насколько мы можем судить, натурфилософская проблематика занимала явно подчиненное место, то у его римского продолжателя она самостоятельна, и интересы Лукреция сосредоточены на построении рациональной картины мира. Осмысленное созерцание окружающего мира - и «открытых» вещей с их качествами и признаками, и вещей «скрытых», выводимых мыслью - приводит философа на просветительские позиции: изгнать из души суеверия и страхи, порожденные религией, должна «природа сама своим видом и внутренним строем», повторяет философ (I.148, II.61, VI.41).

Видоизменяя основные установки «механического» атомизма в соответствии со своим стремлением постичь природу в духе биоморфного понимания материи, Лукреций разрабатывает традиционную атомистическую проблематику. Он согласен Демокритом в том, что все явления имеют свою причину, и с Анаксагором в том, что «из ничего ничто не может возникнуть»: вещь, по его мнению, может возникнуть только из атомов или из других вещей, и только естественным путем, без какого-либо вмешательства потусторонних сил. Причем возникновение каждой вещи представляется ему не соединением частиц, а именно рождением, т.е. это процесс не механический, а биологический.

Далее Лукреций подробно обосновает атомистическую структуру материи. Он развертывает двоякого рода аргументацию: сначала он показывает, что вещи состоят из невидимых частиц, что такие тельца действыительно существуют: капля за каплей долбит скалу; железный сошник плуга постепенно стирается в почве; и мостовые дорог видим истертыми ногами толпы; и руки статуй у Бронзовых ворот городских постепенно худеют от припадания к ним проходящего мимо народа (I.313-318).

Затем доказывается неделимость мельчайших частиц. Здесь Лукреций повторяет аргументацию Зенона Элейского: если тела делимы до бесконечности и для деления нет предела, то «чем отличишь ты тогда наименьшую вещь от вселенной?» (I.619), но выводом является не неделимость «бытия» вообще, а существование предела делимости. Существование пустоты он доказывает по-эпикурейски, выводя ее из движения, делимости сложных тел, различной плотности вещества. Движение тел он связывается с тяжестью и подразделяет на прямолинейное движение и движение, порождаемое столкновением. Признается и спонтанное отклонение атомов, связываемое к тому же с творческой силой материи.

В то же время Лукреций развивает более последовательный детерминизм, возвращаясь к Демокриту, но на иной, опять-таки биоморфной основе, исходя из представления, что в природе «точно назначено, где чему быть и где развиваться» ( II I . 787; V.731). Формула эта не подразумевает, однако, никакого внеприродного «разумного» фактора.

Лукреций - решительно антирелигиозный мыслитель. Предмет его осуждения, осмеяния и даже издевательств - существующая религия и традиционная мифология, «гнусная религия» эпохи. Ее главный порок в том, что, претендуя на статус гаранта нравственного поведения, религия сама порождает аморальность и даже преступления. Однако Лукреций склонен, подобно Эпикуру, признать существование внемировых богов. Эти боги лишены всех функций религиозных объектов: они не творцы и не устроители мира; они не осуществляют провидение и промысел; они не умилостивляются молитвами и не воспринимают благодарность, не могут наказывать людей за злодеяния или вознаграждать за добродетель. Поэтому традиционное благочестие и поклонение богам тщетно и бессмысленно.