Сократические школы

Под названием "Сократические школы" в историю вошли возникшие после смерти Сократа объединения философов, ссылавшиеся на него как на своего учителя.

Они существовали на протяжении всего IV в. до н.э. и позднее, их представители были оппонентами Платона и Аристотеля. Идеи, разработанные в этих школах, заметно способствовали формированию философских концепций позднего, эллинистического периода — эпикуреизма, стоицизма и скептицизма.

Основная их особенность — развитие какого-то одного аспекта сократовского учения (каждая школа выбрала свой) и соответствующем рассмотрении с определенного ракурса различных сторон человеческой сущности, познавательной способности и нравственности.

Познакомимся с ними подробнее.

Киники

Основателем учения киников был Антисфен. После смерти Сократа он основал школу в гимназии Киносарг.

Наиболее известный идейный преемник Антисфена — Диоген из Синопы (ныне Синоп, город на южном берегу Черного моря, территория современной Турции).

Последователями Диогена были Кратет из Фив (города, расположенного примерно в 50 км к северо-западу от Афин) и его жена Гиппархия.

Люди, относившиеся к киникам с неприязнью, называли их собачниками («собака» по-гречески — «кинос»), имея в виду предельно упрощенный образ жизни, проповедуемый и реализуемый на практике приверженцами этой школы.

Основная идея киников — философия есть житейская мудрость, не нуждающаяся в отвлеченном теоретическом знании (утилитаризм). Они признавали изменчивость бытия и приоритет познания с помощью 5 физических чувств, а в разуме видели лишь средство, помогающее составить описание того, что было или есть. Отсюда их убежденность, что познание ограничивается описанием вещей.

Сущность вещей, по учению киников, постичь невозможно (агностицизм), мы можем только сказать, какими они нам представляются. Например, нельзя определить, что такое серебро, можно лишь заметить, что оно подобно олову — тоже серый металл.

Вслед за софистом Протагором киники утверждали, что никаких противоречий быть не может, да пожалуй, что и неправду высказать невозможно, поскольку истина у каждого своя (релятивизм).

Но основной компонент учения киников — это этика. В основе ее — убежденность в том, что истинное благо есть собственное, личное благо каждого человека (индивидуализм). Киники утверждают, что личное благо — не в накопленных деньгах и приобретенном имуществе, ибо не стоит забывать, что не только имущество, но и здоровье, и свобода, и сама жизнь могут быть у нас в любой момент отняты. Потому подлинное следует усматривать во внутренней свободе человека, а основные добродетели, помогающие достичь этой цели — независимость от всех пристрастий, воздержание от удовольствий (аскетизм) и умение переносить невзгоды без физических и душевных мук. В постклассический период развития античной мысли, называемый эпохой эллинизма, представители школы стоиков ввели в употребление соответствующие термины: «апатия» — бесстрастие и «евпатия» — сохранение душевного равновесия в любых условиях — независимо от того, что происходит с телом.

Законам, господствующим в обществе, киники противопоставили «природу». Все общественные установления искусственны, добродетель и порок — пустые слова. Зато «природа», определившая тот минимум, в котором нуждается человек, служит достаточным критерием нравственного поведения. Решительное осуждение богатства, роскоши, наслаждений, превышающих меру необходимого, сопровождаются проповедью неприхотливой жизни, честной бедности (минимализм) и труда, укрепляющего тело и дух.

Здесь нужно обратить внимание на такую деталь: все приверженцы кинизма либо принадлежали к низшим социальным слоям, либо сознательно покинули так называемое «приличное общество». Про них нельзя сказать, что им нет места в обществе, скорее наоборот — обществу нет места в их душе. Отсюда эпатаж киников, их вызывающее поведение, связанное с презрением к существующим условностям, их постоянное желание дать «пощечину общественному вкусу» — знающим людям было понятно, что все это было игрой на публику, являло собой лишь видимую сторону условной «медали». Остается с грустью констатировать тот факт, что в более поздние времена расплодилось много подражателей–лжекиников, падких на внешние эффекты, но не желающих постичь глубинную сущность кинизма и потому лишь дискредитирующих это учение.

А ведь для истинного кинизма наряду с упомянутыми индивидуализмом и минимализмом бытовых запросов были характерны:

• максимализм требований — знаменитый уроженец причерноморского города Синопа, известный широким массам как «Диоген из бочки», уподоблял себя хормейстеру, который нарочно задает певцам, т.е. окружающим его людям, запредельно высокую ноту, чтобы они могли взять нужный тон;
• эгалитаризм — отрицание социальных перегородок и привилегий, обусловленных общественным статусом;
• рационализм в этике — разумный анализ необходим для того, чтобы самому научиться и научить других отличать подлинные ценности от мнимых, а последнее осуществимо при условии, что будет найден индивидуальный подход к разным людям с их темпераментом, характером, умственным потенциалом и уровнем развития: именно так, принимая во внимание личные особенности своих учеников или пациентов, действуют опытные педагоги и врачи;
• прагматизм — в качестве заслуг засчитывались только реальные поступки, способствующие самосовершенствованию человека, а не разговоры о добродетели и ревностное следование неизвестно кем придуманным «правилам благочестия».

Во II-I вв. до н.э. кинизм был поглощен стоицизмом, в чем-то родственным ему, а второе рождение пережил в I-III вв. н.э.

Киренаики

Киренская школа названа по городу Кирена, что в Северной Африке (на территории современной Ливии, недалеко от побережья Средиземного моря).

К данной школе принадлежали: Аристипп (был ее основателем, слушал в Афинах Сократа, при этом подвергал сомнению некоторые этические установки учителя), его ученик Антипатр, дочь Аристиппа Арета и ее сын Аристипп-младший, у них тоже были свои последователи.

Киренская школа существовала в IV-III вв. до н.э.

Так же, как и киники, киренаики считали, что теоретическое знание бесполезно, но свою практическую философию основывали на прямо противоположном принципе удовольствия. Такая этическая установка впоследствии была названа гедонизмом.

Человек, по мнению киренаиков, стремится к удовольствиям и испытывает отвращение к страданиям. Но они не считают удовольствие самоцелью: это было бы рабством. Наибольшее удовольствие можно получить от разумного поведения. Мудрость же состоит в том, чтобы пользоваться жизненными благами ровно настолько, чтобы не впасть в зависимость от них. Отсюда — требование реагировать на всё, что мы видим, слышим и т.д. как на нечто, не задевающее нас.

В эпоху эллинизма этические идеи киренаиков получили развитие в школе Эпикура (есть основания говорить о прямой преемственности). Эпикурейцы тоже считали описанное выше психологическое состояние оптимальным для человека, целью, к которой можно и нужно стремиться, и дали ему название «атараксия» — невозмутимость.

Когда речь заходила о познавательных способностях человека, Аристипп утверждал, что каждый из нас подобен осажденному городу: мы знаем свои собственные ощущения и не более того, а на вопрос об их внешнем источнике не можем дать никакого определенного ответа.

«Относительно наших собственных ощущений никто из нас не находится в заблуждении, относительно внешнего же <мира> мы все сбиваемся» (скептицизм, как в VI в. у Ксенофана и позднее у софиста Горгия).

«Ощущения постижимы, а он (мир) непостижим» (и здесь снова агностицизм, как у того же Горгия и у современников-киников).

По мнению основателя школы киренаиков, мы воспринимаем не внешние объекты и явления как таковые, а только свои собственные, субъективные состояния:

• «мне холодно» или «мне жарко» (человек, находящийся рядом, может чувтвовать «до наоборот»);
• «не выношу такую музыку» (у вас и у вашего случайного попутчика разные пристрастия);
• «для меня это несъедобно» (а другой съест с удовольствием);
• «мне нравится этот запах» (а кого-то он раздражает);
• «эта мебель кажется мне слишком жесткой» (окружающие никакого дискомфорта не испытывают).

Ещё примеры:

• при серьезном нарушении зрения мир воспринимается «через пелену», а для подавляющего большинства этой мутной завесы не существует;
• картина мира, составленная слепоглухим по мере его возможностей, разительно отличается от картин, составленных теми, кто видит и слышит;
• человек, живущий в однокомнатной квартире вместе со своим котом, вроде бы досконально знает и свою небольшую жилплощадь, и питомца, который уже давно рядом с ним, но что будет чувствовать хозяин, когда увидит всю привычную обстановку «с точки зрения» кота?

Если принять во внимание все перечисленное выше, то у Аристиппа получается, что мы совершенно не вправе утверждать что-либо об устройстве окружающего нас мира, или объективной реальности. Каждый из нас, т.е. любой субъект, идущий по пути познания, по факту познает лишь свою собственную субъективную реальность и не может выйти за ее пределы. Возможно, во внешнем мире (если он существует) есть и другие познающие субъекты, и у них есть свои картины мира, то есть свои субъективные реальности, наверняка отличные от нашей (достаточно вспомнить обмен впечатлениями со знакомыми и друзьями после прочтения одной и той же книги, просмотра одного и того же фильма, совместного прохождения туристического маршрута, наблюдения какого-то происшествия во время прогулки).

В философии такая позиция получила название субъективного идеализма.

Её приверженцы, как уже было сказано, убеждены, что никто из нас не может судить о внешних объектах и тем более о внешнем мире в целом, ибо знает лишь свои собственные ощущения, представления, образы, мысли (не материальные, а идеальные сущности).

При этом ощущения и др. всегда обусловлены индивидуальными особенностями познающего, т.е. они субъективны.

Субъективно-идеалистическая теория познания киренаиков не получила развития в античную эпоху, зато была востребована и существенно дополнена с учетом достижений конкретных наук в XVII в. Д. Юмом и Дж. Беркли, на рубеже XIX-XX вв. — Э. Махом и Р. Авенариусом. Рациональное зерно в субъективном идеализме усматривают и некоторые современные ученые, работающие в различных отраслях науки.

Мегарики

Мегарская школа получила свое название от города Мегара, находившегося примерно в 40 км от Афин. В Мегаре жил Евклид, друг и почитатель Сократа. Когда между Афинами и Мегарой шла война и мегарцам под страхом смерти запретили бывать в Афинах, Евклид, переодевшись в женскую одежду, по ночам проникал в город, чтобы иметь возможность слушать Сократа. Он заработал немалый авторитет у афинян, разделявших сократовские идеи, потому после смерти Сократа некоторые из его учеников решили вслед за Евклидом перебраться в Мегару. Наиболее известные преемники Евклида — Евбулид, Диодор Кронос и Стилпон.

Школа просуществовала до середины III в. до н.э., одно время имела нечто общее с Древней Стоей, (представители обеих школ рассуждали о природе причинности и о возможности формально-логического выражения «связи по смыслу», потому в истории логики говорится о единой стоико-мегарской школе, разработки которой часто оцениваются как альтернатива логическим разработкам Аристотеля), но потом фактически переродилась в скептицизм.

Мегарики именовали себя «эристиками» (спорщиками), и это не случайно. Во многом заимствовав стиль Горгия, они оставили потомкам целый ряд логических парадоксов — рассуждений сродни софизмам, с помощью которых они вводили в замешательство своих слушателей.

Наиболее известные парадоксы мегариков:

• «Куча»: одно зерно — не куча, два зерна — не куча, три зерна — … Добавление какого по счету зерна оборачивается кучей? И почему куча считается кучей после добавления именно этого номера, а не предшествующего или последующего?
  
• «Рогатый»: если ты признаешь, что тебе не доводилось терять рога — значит, они у тебя имеются. Ведь если нечто не потеряно, то оно должно быть в наличии, не так ли?
• «Орест и Электра», или «Покрывало» (также «Покрытый»): брат и сестра хорошо знают друг друга, но сейчас брат стоит перед сестрой, закутанный с головы до ног в длинный и широкий отрез ткани. Если Электра знает брата, то почему она не может его опознать? Не опознаёт — получается, что она его не знает? Но разве можно не знать того, с кем вместе выросла? А если выросла вместе с ним — тогда почему же не может опознать? И так далее, по кругу...
• «Лжец»: если человек говорит, что он лжет, как следует оценить данное высказывание — как истинное или как ложное?

По-настоящему, с применением арсенала современной формальной логики, приведенные загадки были исследованы лишь в конце 19-го - начале 20-го века.

Из философии природы VI в. до н.э. мегарики заимствовали и взяли в разработку представление Парменида о неделимости бытия.

Сущее одно, говорил Евклид вслед за элейским философом, и кроме него ничего нет, однако мы вынуждены принять тот факт, что существует очень много имен сущего.

Для сравнения:

Для сравнения:

Киники и стоики при решении проблемы соотношения общего и единичного, сформулированной ещё Сократом, делали акцент на последнее. Киники считали общие понятия искусственными образованиями, а всё искусственное ими, как известно, отвергалось (это номинализм в его крайней форме ), стоики же (номиналисты более умеренные) в рамках своей системы доказательства просто не работали с высказываниями, несущими информацию о включении одного множества объектов в другое. Потому они трансформировали широко используемую Аристотелем логическую форму “А присуще всем В” (например, “Неодушевленность (А) присуща всем камням (В)”: меньший круг В, соответствующий множеству камней, можно схематически изобразить внутри большего круга А, соответствующего множеству неодушевленных объектов). В результате получилось: “Если это В (элементарное суждение, констатация факта I), то это А (констатация факта II, другое элементарное суждение, вытекающее из I). Или, с теми же терминами: “Если это камень (I), то это неодушевленный объект (II)”.

У мегариков всё было наоборот. Признавая единство сущего, они отдавали предпочтение общему: были убеждены, что реально только оно, а то, что принято называть единичными объектами (например, какой-то камень или любой другой предмет) — это лишь разнообразные проявления единой основы мира. Если бы у нашего мира не было такого фундамента, он не мог бы ни оформиться, ни существовать как целостное образование.